...Это было похоже на сумасшествие. Все началось незаметно. Само собой. Как будто. Случайно... Они познакомились давно, но то - совсем другая жизнь - не с ней, не с ним. А теперь... у них было ЭТО. Трудно объяснить словами смешанные чувства. А еще он как-то сказал... впрочем, не это важно. Просто она была готова отдать все за ночь в его постели. Навязчивые сны доводили до предела. Он снился каждую ночь. То, что они делали там, во сне, было настолько прекрасным, что проснувшись утром хотелось бежать через весь город к нему и, наконец произнести то, что никак не срывалось с губ: "Хочу тебя".
...А он не торопил ее. Он выжидал, как охотник зверя. Он впивался в ее губы, покрывал поцелуями шею - и отпускал... Прижимаясь к нему всем телом, она забывала обо всем, что существует помимо этих странных, изматывающих душу отношений. Как будто в старом забытом фильме, который она никогда не понимала раньше. А сейчас это стало смыслом жизни.
Она не могла сделать этого: прибежать, броситься в объятия, обхватить руками шею, и сказать все, что давно наболело. Послать все к черту и наконец-то быть счастливой. Но это было бы слишком просто и для нее, и для него. Он не умел быть счастливым просто так и не хотел банальных отношений, чтобы она всегда была дома, ждала и нервничала, едва он задержится. Быть может, он просто чувствовал, что такая жизнь убьет ее. Она для этого была слишком независима, не хотела спокойствия. Все должно было гореть: страсть и нежность, она всегда должна была испытывать желание иметь недоступное. Поэтому он искусственно отодвигал ее, чтобы она не переставала хотеть его, чтобы это наваждение между ними не прекращалось.
...И каждый день было так: он смотрел на нее, и она чувствовала, что еще мгновение - он разорвет ее одежду прямо здесь, не оглядываясь на прошлое и не думая о будущем, не взирая на приличия, и будет делать, что захочет. Она готова была на все это, но едва приближалась, как он возводил между ними невидимое препятствие и заводил разговор о чем-то второстепенном. Она отвечала. Иногда невпопад, но он тоже не замечал этого. Слова лились, казалось, непринужденно, но глазами они разговаривали о другом. Он представлял, как она трепещет в его руках, грудь размеренно поднимается...
...А она сходила с ума оттого, что он не звонил. Если бы раздался звонок, и на том конце провода прозвучал его голос, манящий и очаровывающий, который сказал бы: "Приезжай, я возьму тебя целиком", она бы бросила все и понеслась через весь город к нему, пусть даже ради минутного счастья, пусть после этого и не будет ничего. Но он не звонил... Она уставала ждать, настроение портилось, хотелось лечь на постель лицом вниз и так до конца.
...Каждую минуту она представляла себя рядом с ним. Они занимались любовью, как сумасшедшие. Вместе взрывались и испытывали истому. Этому не было конца, это повторялось много раз, и каждый раз она не хотела отпускать его. Жадные губы впивались в ее тело, а она шептала ему что-то безрассудное и бесконечно нежное. Но пока это было так недоступно!
Иногда ей казалось, что он ставит над ней эксперимент. Но ведь это очень жестоко - издеваться над чувствами. Когда он все-таки позвонил, сразу почувствовал, что ей плохо, стал спрашивать, в чем дело. Неужели он даже не догадывался, что получилось именно так, как хотел - она полностью зависела от него, от этого звонка, от всего, что происходило с ним. Ее воля была зажата у него в кулаке. Она не была уже властна над собственной жизнью, некем было повелевать, а нужно было подстраиваться под его планы, свободное время, тупо ждать звонка. Это было неправильно, но именно это заставляло хотеть его еще сильнее. Ведь он сумел подчинить ее волю своей, а перед победителем нужно покорно опускать голову, тем более, если он - настоящий мужчина, а она - всего лишь слабая женщина.
Харьков, 1998
...А он не торопил ее. Он выжидал, как охотник зверя. Он впивался в ее губы, покрывал поцелуями шею - и отпускал... Прижимаясь к нему всем телом, она забывала обо всем, что существует помимо этих странных, изматывающих душу отношений. Как будто в старом забытом фильме, который она никогда не понимала раньше. А сейчас это стало смыслом жизни.
Она не могла сделать этого: прибежать, броситься в объятия, обхватить руками шею, и сказать все, что давно наболело. Послать все к черту и наконец-то быть счастливой. Но это было бы слишком просто и для нее, и для него. Он не умел быть счастливым просто так и не хотел банальных отношений, чтобы она всегда была дома, ждала и нервничала, едва он задержится. Быть может, он просто чувствовал, что такая жизнь убьет ее. Она для этого была слишком независима, не хотела спокойствия. Все должно было гореть: страсть и нежность, она всегда должна была испытывать желание иметь недоступное. Поэтому он искусственно отодвигал ее, чтобы она не переставала хотеть его, чтобы это наваждение между ними не прекращалось.
...И каждый день было так: он смотрел на нее, и она чувствовала, что еще мгновение - он разорвет ее одежду прямо здесь, не оглядываясь на прошлое и не думая о будущем, не взирая на приличия, и будет делать, что захочет. Она готова была на все это, но едва приближалась, как он возводил между ними невидимое препятствие и заводил разговор о чем-то второстепенном. Она отвечала. Иногда невпопад, но он тоже не замечал этого. Слова лились, казалось, непринужденно, но глазами они разговаривали о другом. Он представлял, как она трепещет в его руках, грудь размеренно поднимается...
...А она сходила с ума оттого, что он не звонил. Если бы раздался звонок, и на том конце провода прозвучал его голос, манящий и очаровывающий, который сказал бы: "Приезжай, я возьму тебя целиком", она бы бросила все и понеслась через весь город к нему, пусть даже ради минутного счастья, пусть после этого и не будет ничего. Но он не звонил... Она уставала ждать, настроение портилось, хотелось лечь на постель лицом вниз и так до конца.
...Каждую минуту она представляла себя рядом с ним. Они занимались любовью, как сумасшедшие. Вместе взрывались и испытывали истому. Этому не было конца, это повторялось много раз, и каждый раз она не хотела отпускать его. Жадные губы впивались в ее тело, а она шептала ему что-то безрассудное и бесконечно нежное. Но пока это было так недоступно!
Иногда ей казалось, что он ставит над ней эксперимент. Но ведь это очень жестоко - издеваться над чувствами. Когда он все-таки позвонил, сразу почувствовал, что ей плохо, стал спрашивать, в чем дело. Неужели он даже не догадывался, что получилось именно так, как хотел - она полностью зависела от него, от этого звонка, от всего, что происходило с ним. Ее воля была зажата у него в кулаке. Она не была уже властна над собственной жизнью, некем было повелевать, а нужно было подстраиваться под его планы, свободное время, тупо ждать звонка. Это было неправильно, но именно это заставляло хотеть его еще сильнее. Ведь он сумел подчинить ее волю своей, а перед победителем нужно покорно опускать голову, тем более, если он - настоящий мужчина, а она - всего лишь слабая женщина.
Харьков, 1998
